Антон Ельчин,
сын эмигрировавших в Штаты ленинградских фигуристов, кажется, очень
смущен оказанным ему приемом. Собравшаяся на пресс-конференцию и
круглые столы пресса чествует его как состоявшуюся звезду, хотя прорыв
в большой Голливуд дело пусть и ближайшего, но все-таки будущего. В мае
Антон появится на экранах сразу в двух культовых франшизах: перезапуске
«Звездного пути» и возрождении «Терминатора». А пока он просто двадцатилетний парень, равнодушный к блокбастерам и блестяще сыгравший в «Сердцах в Атлантиде», «Альфа-доге» и «Проделках в колледже».
К нашему столу Антон подходит с простенькой цифровой
мыльницей в руках, фотографируя на память каждого, с кем будет
общаться. Его русская речь немного скована, имена и названия он
произносит с американским выговором, а иногда, увлекаясь, незаметно для
себя самого переходит с русского на английский.
— Антон, ты здорово сыграл в «Стар Треке»
(«Спасибо», кивает он в ответ). В Голливуде все еще процветают наивные
штампы о России — люди в ушанках, водка. Играя Павла Чехова ты пытался
сломить вот это представление о русских, как о каких-то сумасшедших?
— Я не знаю, старался ли я это сломить, но думаю, что сам Star Trek
это ломает. Потому что в 60-х годах была холодная война, а на
американском телевидении вдруг появился русский персонаж, который не
издевался над русскими, а был американским представлением
интеллигентного образованного русского. И моей идеей было взять этого
персонажа, который не менялся сорок лет, и заново его найти. Я считаю,
что этот фильм ломает пропагандистские понятия. Мы с Джа Джа (все приехавшие произносили имя Абрамса, словно говорили про лопоухого обитателя «Призрачной угрозы»)
долго это обсуждали, и я считаю это здорово. Потому что при Рейгане
вышло много пропагандистского кино, да и сейчас оно выходит, только
вместо русских там арабы. Я очень рад, что наш фильм дает русскому
народу другое лицо. А этот акцент — это даже не издевательство, это
просто такой акцент. Странно — люди всегда смеются над акцентами, не
знаю, почему. И я, вроде, чувствую, что должен как-то реагировать,
потому что у моих родителей акцент. Но даже я издеваюсь над людьми с
акцентом.
— То есть, манеру речи Чехова ты с родителей копировал?
— Нет, нет, нет. В фильме акцент даже не русский, а, как я сказал,
образа русского, характерного для 60-х годов. Я не против шуток, если
они не становятся пропагандистскими или злыми.
— Скажи, а вот это «Е-мое!», это твоя находка? У нас все аплодировали.
— Да, это я. Подумал, что будет здорово.
Круглый стол — такой специфический формат интервью, когда вопросы
актеру задает сразу пять-шесть журналистов, и следовать желаемой канвы
беседы не всегда получается. Особенно тяжело работать со светскими
изданиями, расспрашивающими про любимый цвет «Жигулей» и подкормку для
собачек. Нам повезло, что мы оказались за столом с Сергеем Некрасовым
из «Кинобизнеса сегодня». Его вопрос чудесно дополнял наши, поэтому рассказ Антона о знакомстве с Уолтером Кенингом мы сохранили в неприкосновенности.
— Готовясь к роли, ты встречался с Уолтером
Кенигом, который играл Павла Чехова в сериале. Об этой встрече
расскажи, пожалуйста. Она тебе помогла?
— Знаете, я встретился с ним после того как закончил почти все свои
сцены. Его звали все время, он обещал придти, но не получалось. Я,
сказать по правде, очень переживал, как он оценит мою работу. И очень
обрадовался, что он пришел в день, когда я не работал, хотя я приехал,
конечно. В тот день они снимали сцену, когда Кирк в госпитале с
МакКоем, а моя трансляция идет по передатчику. Ему очень понравилось.
Он сказал, что я звучу как он. Мне было очень важно это услышать,
потому что это его персонаж, он его придумал, а я лишь интерпретировал.
Это даже не столько русский человек, сколько моя версия вот этого
персонажа. Позади уже сорок лет истории и у всех была идея что-то
привнести из прошлого персонажей. Если бы Крис весь фильм копировал Шэттнера, никто не захотел бы на это смотреть. Но если вглядеться в performance
Криса, в какие-то моменты он точно повторяет старого Кирка. Поэтому мне
было важно и приятно услышать, что Уолтеру это понравилось. Он очень
приятный человек — он мне рассказывал всякие сплетни…
— Перескажешь?
— Он просто говорил про Леонард Нимоя.
— А ты с ним встретился на площадке?
— Да, да. С Нимоем мы встречались. Он мне очень понравился, очень приятный. Закари с ним больше встречался и работал, obviously. Но Уолтер очень-очень хорошо и тепло о нем говорил. Видно было, что он очень его уважает. Ну и просто постояли, поболтали про Star Trek. Он мне сказал: «Не делай это, не разрешай, чтобы Star Trek стал твоей жизнью». Но моя жизнь — это актерство, а Star Trek
— лишь один из этапов, но прекрасных этапов, конечно. Я очень счастлив,
что стал его частью. Мы поговорили, он очень приятный скромный добрый
человек, мне он очень понравился.
— Антон, а «Остаться в живых» ты смотришь?
— Да я вообще мало телевизор смотрю. У меня очень такой специфический вкус к кино. Я больше всего старое кино люблю.
— «Терминатор», например, да?
— Да (смеется). Кстати, «Терминатор» я очень любил, когда был маленьким.
— Его все любили.
— Помню, первые два прекрасные были.
— Ты волновался, что тебе предстоит взять классического Кайла Риза и показать, как он стал тем, кого знает весь мир?
— Не знаю, насколько это волнительно. Да, конечно, сначала всегда есть нервозность. Я прочитал интервью с Кристианом Бэйлом, где он рассказывал, как нервничал первые пару дней на Batman Begins.
Как он надевал этот костюм, и чувствовал себя некомфортно, как
сомневался. И он понял, что если так себя чувствовать, то все увидят
это на экране. Выбора-то нет. Есть то, что ты должен сделать, и ты
должен верить, что показал самый лучший результат. Поэтому надо много
работать. Я очень хотел привнести какие-то специфические черты, ведь
это достаточно сложный персонаж, даже для popcorn-кино. В Кайле Ризе
смешались паранойя и злость, но, в то же самое время, он мягок.
Вспомни, как он хранит ту фотографию. И ты видишь, что это человек,
который был побит жизнью, но свято верующий в войну, какую он ведет.
Мне было интересно показать, как он таким стал. Обычно в кино,
показывающем превращение молодого человека в героя, персонаж вначале
должен быть слабым, и только потом обрести силу. Когда я про это думал,
я понял, что это не тот Кайл Риз, которого я хотел бы видеть. Я обожаю
первое кино, и не верю в то, что выросший в этом ужасном мире человек
был слабаком, но как-то сумел выжить стать сильным. Так что в моей
интерпретации Кайл даже злее и нервнее. У него дисбаланс, потому что он
живет в этом мире, и пока не встретил тех, кто указал бы ему путь. Он
может сорваться, сделать ошибку, но он все еще отчаянно храбр. В нашем
кино он смотрит за маленькой девочкой, и so для меня эти сцены, когда
он смотрит за ней, как он смотрит на нее — это даже не целые сцены, а
просто какие-то маленькие моменты дают тебе многое о нем понять.
— То есть, они рисуют, как бы…
— Да, рисуют такую достаточно сложную картину этого человека.
Как обычно, отведенного на беседу времени не хватило (нужно же было
позволить задать вопросы и коллегам), поэтому продолжить разговор мы
смогли только на красной премьерной дорожке. За те пять минут, на
которые к нам подвели Антона, узнать хотелось многое, а получилось вот
так:
— Ты осознаешь, что приехал представлять кино в страну, где никто не знает, что такое «Звездный путь»?
— Серьезно?! Я думаю, что наше кино отличается от старого сериала, оно
сделано для широкой аудитории. Чтобы все могли его смотреть и совсем
необязательно был trekkie, чтобы оно понравилось. Оно абсолютно для всех. Такой хороший космический боевик.
— На площадке «Терминатора» ты с Арнольдом Шварценеггером виделся?
— Не видел. Слушай, он должен быть губернатором, а не тусоваться на съемках.
— А кто тебе больше нравится — Сталлоне или Шварценеггер?
— Шварценеггер. Люблю его «Терминаторы», Commando и даже Last Action Hero.
— И как он тебе в комедийном амплуа?
— Ну, не Робин Уильямс, конечно, но he’s OK. |